Читать книгу "Нью-Йорк 2140  - Ким Стэнли Робинсон"

– Я бы с удовольствием, – искренне ответил я. – Я мог бы стать твоим балластом с наветренной стороны, так же у вас делают?

– Да. Впередсмотрящим.

У берега Бэттери-парк я опустил «водомерку» на воду, и мы неспешно подошли к рифу острова Говернорс, где к буям уже была привязана небольшая флотилия лодок. Здания затопленной части острова были разобраны, чтоб они не вспарывали днища при отливе, и после этого устроили целую кучу устричников и рыбьих садков и установили крепления для небольшой гавани в открытой воде, где можно было оставаться на ночь или постоять вечером, как мы. Однажды я спас от гибели парня, который не мог выплатить третий транш по слабой межприливной закладной, и он отплатил мне правом останавливаться здесь у его буя. Такой вот межприливной обмен.

Мы прожужжали к нему, и Джоджо с гордым видом привязала к бую нос «водомерки». Та развернулась, и перед нами открылся вид на Бэттери-парк на Манхэттене, величественный в темной пинчоновской[29] поэзии сумерек на воде. Остальные лодки качались на привязи, все пустые, словно какой-то призрачный флот. Мне нравилось это место, я и раньше устраивал там свидания, но думал не об этом, когда на мягкое сиденье кабины рядом со мной плюхнулась Джоджо.

– Итак, ужин, – произнес я и открыл низенькую дверь в каютку, очень уютную, но лишь едва позволяющую выровняться во весь рост. Там рядом с начиненным холодильником был стеллаж, откуда я достал бутылку зинфанделя. Откупорив ее, я передал ее Джоджо вместе с парой бокалов. Затем вынес барбекю и прикрепил его кронштейнами к кормовой банке. Выложил в нем маленькие брикеты угля, выстрелил пламенем из зажигалки, будто из длинноствольного ружья, – и в одно мгновение у нас появился огонек, отличный вид, классический запах. И все это предусмотрительно было вывешено над водой, дабы избежать типичного казуса, от которого сгорела дотла не одна прогулочная лодка.

– Как мило, – сказала она, и мое сердце забилось быстрее. Я разломал наполовину сгоревшие брикеты, равномерно распределив их по решетке, но так, чтобы один ее уголок остался прохладнее. Я смазал гриль маслом и установил его на место, а потом, пока он нагревался, нырнул в каюту. Там поставил картошку в микроволновку, достал из холодильника тарелку филе-миньон, вынес и выложил на гриль, где те приятно зашипели. Тело Джоджо блестело в слабом свете. Пока я, готовя, мотался туда-сюда по кабине, она следила за мной с довольным выражением, которое мне не удавалось точно расшифровать. У меня это никогда не получается – может, не только у меня, а вообще у всех, – но довольное – это лучше, чем скучающее, и от этого знания у меня немного поехала крыша. И она, похоже, не имела ничего против этого.

Когда я разложил еду по тарелкам и мы сели есть, она спросила:

– Помнишь тот прокол на ЧТБ, о котором мы говорили в тот вечер? Видел его кто-то еще? Как думаешь, что могло его вызвать?

Я покачал головой и сглотнул ком в горле.

– Больше ничего такого. Думаю, это был какой-то тест.

– Но тест чего? Кто-то проверял, можно ли воткнуть в трубопровод краник с сиропом, и смотрел, как это повлияет?

– Может быть. Мои друзья-кванты[30] говорят, что такое случается сплошь и рядом. Для них это что-то вроде городской легенды. Врежься на десять секунд – и в кусты до конца жизни.

– Думаешь, такое могло быть?

– Не знаю. Я же не квант.

– А я думала, ты из них.

– Нет. Ну, то есть я хотел бы им быть. Вообще, я их понимаю, когда они со мной разговаривают, но сам я больше трейдер.

– Иви и Аманда говорят другое. Они говорят, что ты только делаешь вид, что не квант, чтобы торговать, но на самом деле ты квант.

– Хотел бы я, чтоб так было, – ответил я честно. Зачем я был таким честным, сам не понимаю. Наверное, интуитивно подразумевал, что это могло показаться ей более забавным, чем если бы я притворился квантом. А я люблю быть забавным, когда могу.

– А скажем, ты бы мог, – продолжила она. – Стал бы это делать?

– Что, врезаться в линию? Нет.

– Потому что это было бы жульничеством?

– Потому что мне это не нужно. И да. Это ведь игра, верно? А раз ты жульничаешь, значит, игрок из тебя хреновый.

– Не такая уж и игра. Просто не без азарта.

– И все же мозги тут нужны. Чтобы придумывать сделки, с которыми получится перехитрить других мозговитых трейдеров. Так что игра. Если бы такого не было, это было бы… ну, не знаю… анализ данных? Просто сидячая работа перед экраном?

– Это и есть сидячая работа перед экраном.

– Это игра. К тому же на экране ведь интересно, не находишь? Все эти разные жанры, и все одновременно движется… Лучший фильм всех времен, и каждый день в прямом эфире.

– Видишь, ты квант!

– Да это математика, это литература. Я как детектив.

Она кивнула, обдумывая мои слова.

– И что же ты тогда не расследовал тот прокол?

– Не знаю, – ответил я. До чего же честно! – Может, расследую еще.

– Думаю, тебе стоило бы им заняться.

Она пошевелилась на подушке рядом со мной.

Я это заметил и спросил немного растерянно:

– Десерт?

– А что у тебя есть? – спросила она.

– Да что угодно, – ответил я. – Но вообще в баре сейчас в основном стоят разные односолодовые.

– О, здорово, – сказала она. – Давай их все и попробуем.

* * *

Как выяснилось, она обладала пугающе обширными знаниями дорогого односолодового виски и, подобно всем разумным ценителям, пришла к заключению, что главное не выявить лучшее, а создать максимальное различие, от глотка к глотку. Ей, как она выразилось, нравилось баловаться.

И не только распитием спиртного. Я вышел из каюты, принеся по несколько бутылок в каждой руке, и немного неожиданно для самого себя сел рядом с ней. Она воскликнула:

– О боже, это «Брукладди Октомор 27»! – И, наклонившись ко мне, поцеловала в губы.

– Ты только что попробовала «Лафройг», – ответил я, стараясь перевести дыхание.

Она рассмеялась.

– Точно! Новая игра!

Я усомнился, такая ли она была новая, но поиграть был рад.

– Сильно много не пей, – посоветовала она в какой-то момент.

– Я как птичка-колибри, – пробормотал я, цитируя своего отца. Я попытался показать это, «клюнув» ее в ухо, и она, хмыкнув, потянулась ко мне. Ее платье уже задралось до талии, и нижнее белье, как у большинства женщин, легко поддавалось стягиванию. От обильных поцелуев у меня перехватило дыхание.